Тело: у каждого своё. Земное, смертное, нагое, верное в рассказах современных писателей - Елена Николаевна Посвятовская
– Который час? – спросила Лариса.
– Уже рассветает, – сказала Женя. – Я, наверно, пойду домой.
– Не будь дурой, – сказала Лариса. – Сделала пересадку – спи дальше … А между прочим, ночью ты меня так крепко обнимала … Твоему мужу можно позавидовать.
– Бесстыдница, – сказала Женя. – Какая ты, Ларка, бесстыдница.
Они схватились и, визжа, начали бороться, пока вместе не упали на пол.
– Тише, – смеясь, сказала Лариса. – Мы разбудим Сашуню. Между прочим, ты ему понравилась. Это очень умный парень, он обязательно будет знаменит … Пошли умываться.
Посреди кухни на табурете сидел Сашуня и гладил кошку, изредка прикасаясь к её носу.
– Почему так рано, Сашуня? – спросила Лариса.
– Я не ложился, у меня бессонница, – сказал Сашуня и кивнул Жене.
Женя наскоро умылась, отказалась от кофе, чмокнула Ларису и пошла домой. Сашуня пошёл её провожать. Капал редкий тёплый дождик, неизвестно откуда, потому что небо было в блеклых рассветных звёздах. Сашуня шёл рядом, прикасался то к плечу Жени, то к её спине, то к локтю и говорил, подёргивая коралловыми губками:
– Желание есть самая сущность человека. Это сформулировал Спиноза в теореме номер пятьдесят. Ощущение весёлости, приятности, меланхолии и боли он отнёс не к душе, а к телу …
Сашуня казался гораздо моложе, чем ночью, среди синего сигаретного тумана. Ему было лет двадцать, а может, и девятнадцать, и его слегка пошатывало, наверно от рассветного воздуха.
– Ты любишь смеяться на завтрак? – спросил он Женю и побежал к разрытой канализационной траншее.
У траншеи лежали громадные, в два обхвата, отрезки цементных труб. Сашуня подпёр плечом одну из труб и крикнул какому-то идущему навстречу парню:
– Эй, давай сюда, быстрей сюда!
У парня было круглое лицо, выгоревшие на солнце брови и волосы, и когда он прыгал через канаву, то уронил свёрток – помидоры, колбаса и хлеб ляпнулись в мокрую глину на дне канавы.
– Ты чего? – спросил парень.
– Держи! – крикнул Сашуня. – Держи, катится!
Парень пригнулся и тоже упёрся плечом в трубу.
– Удержишь? – спросил Сашуня. – Держи, мы за подпорками сбегаем. – Сашуня схватил Женю за руку и поволок её в сторону. Добежав до угла, они выглянули. Парень по-прежнему усердно подпирал трубу.
– Туземец, – сказал Сашуня, вытирая мокрые от смеха глаза.
Они медленно пошли дальше, и Сашуня сказал:
– Поговорим про твою любовную драму,
– Зачем? – сказала Женя. – Я ведь на неё наплевала.
– Идти навстречу своим желаниям – это главное, – сказал Сашуня и коснулся Жениных волос.
– Не надо, – сказала Женя.
– Не будь дикой, – сказал Сашуня. – Удовлетворить естественное желание – единственная возможность человека отомстить проклятой жизни … Особенно в атомный век … Жизнь – это тюрьма … “Мы пленённые звери, голосим, как умеем, глухо заперты двери, мы открыть их не смеем …” Это “Пламенный круг” Фёдора Сологуба.
Сашуня увлёкся Сологубом и не заметил круглолицего парня, выбежавшего из-за угла.
– Ах ты шакал! – крикнул парень и схватил Сашуню за ворот рубашки.
Сашуня сразу побледнел, начал отбиваться руками и крикнул:
– Ты чего, друг … брось, друг … это был юмор, друг!
– Ах ты гадюка! – крикнул парень и замахнулся. – Ах ты кость моржовая! – И двинул Сашуню ногой под зад.
Сашуня понёсся, прогнувшись, грудь колесом, так что ветер засвистел в ушах, пока не ухватился за подпорку телеграфного столба.
– Туземец! – крикнул он. – Сволочь!..
Парень рванулся к нему, и Сашуня побежал дальше. Он встретил Женю в самом конце улицы.
– Сволочи! – сказал он. – Неорганические существа. – Он хотел ещё что-то добавить, наверно выругаться, но вдруг прижал локоть к рёбрам и притих. Лицо его исказилось. – В этом вся суть, – сказал он. – В девятнадцать лет вместо трудовой грыжи – нетрудовой порок сердца …
– Я уже пришла, – сказала Женя.
– Я знаю, – нервной скороговоркой бормотал Сашуня. – Такие смазливенькие, как ты, в парне ума не ищут, а больше интересуются силой и полновесностью корпуса … Любовная драма у тебя, конечно, была с каким-нибудь туземцем?
– Я здесь живу, – повторила Женя и вошла в подъезд, выложенный изнутри белыми и синими кафельными плитками.
Сашуня вошёл следом, схватил её и попытался поцеловать, но Женя крутнула головой, и губы Сашуни только скользнули по её щеке.
– А ты дикарка, – сказал Сашуня, тяжело дыша. – Совсем необразованная. Я тебе книгу дам – строго научная, медицинская, о взаимоотношении полов. Называется “Мужчина и женщина”.
– Я уже читала эту книгу, – сказала Женя, – в четырнадцать лет. – Она оттолкнула Сашуню и пошла вверх по лестнице.
– Когда мы увидимся? – спросил Сашуня.
– Никогда, – сказала Женя. – Я выхожу замуж. Я решила помириться со своим женихом.
– Мещанка! – крикнул Сашуня. – Пошлая самка!
– А ты козёл, – сказала Женя и показала ему сверху язык. – Умника из себя корчит. Я всем расскажу, как тебе дали пинка … по твоей физиономии.
Женя остановилась на лестничной площадке, перед дверьми, в которые она входила тем далёким жарким днём, оставшимся внизу, под обрывом. Было тихо. Откуда-то сверху проникал свет, на лестничной площадке были неясные сумерки, и Женя подумала, что, наверное, у неё сейчас щёки и лоб зеленоватые.
– Я дура, – сказала Женя вслух. – Ребята на пляже меня просто разыграли. Тот парень со вставными зубами ведь предупредил меня, что это розыгрыш, а я обиделась и ушла, как дура. Толя вернулся, а меня нету … Мой длинненький, – говорила она, глядя на дверь. – Мой старенький, с кривой спинкой … Мы помиримся. Я молодая, я ещё долго буду молодой. Хочешь, я дам тебе всё, днём я испугалась, но сейчас я отдам тебе всё. Ты поступишь в институт, и я тоже пойду учиться, а если ты не захочешь, я не пойду учиться. Я научусь хорошо варить … Через год у нас родится мальчик … Мы помиримся, и я больше не буду дурочкой …
Она подошла к двери и позвонила. Подождала немного, снова позвонила и нетерпеливо несколько раз ударила в дверь кулаком. Когда открылась дверь, Женя в первый момент увидела одного Анатолия, хоть он стоял за спиной женщины в халате, он был не просто бледен – он весь был неживой, и пижама его была застёгнута лишь под горлом, на верхнюю пуговицу. Женя медленно отошла на мягких, ступающих по воздуху ногах, потом посмотрела на женщину, и вдруг что-то стиснуло поясницу и ребра, стало трудно дышать, и голова наполнилась горячим звоном.
– Старая уродина! – крикнула Женя. – Старая облезлая кобыла … Я тебя ненавижу!
– Я ей сейчас зубы выбью, – сказал Анатолий. – Тварь паршивая, прицепилась как репейник …
Он рванулся к Жене, но женщина в халате оттолкнула его назад и прижала дверь спиной.
